Что с тобою стряслось, мой сынок дорогой?
Пропитался насквозь ты злодейской средой.
Где же ты, мой малыш? Ты живой ли теперь?
Иль на нарах сидишь, будто загнанный зверь?
Или где-то «на дне», от призыва в бегах,
На чужой стороне утопаешь в грехах?
Увильнуть от войны много способов есть,
Если чувство вины, если верность и честь –
Всё забыто давно, всё затоптано в грязь,
А в душе так черно, будто гниль завелась.
Видно, книжки не те мы читали с тобой
И на чистом листе расписался другой…
Но победной весной, в гуле радостных дней
Ты захочешь домой из свинячьих полей;
Как посмотришь потом ты во вдовьи глаза?
Не сожжёт ли огнём их святая слеза?..
Или, душу губя, равнодушен и крут,
Ты зачислишь себя в племя жалких Иуд?
Не узрев горний Свет… В нём – небесный наш полк.
В нём – отец мой и дед… Все, кто выполнил долг…
Холодком по спине – их пронзающий взгляд,
И всё чудится мне, что со мной говорят:
«Видишь этих солдат? Им сейчас каково?
Так бери автомат за сынка своего.
Если вырос подлец, то на строгий вопрос
Отвечает отец, после – с матери спрос.
Он в России рождён; ей, однако, – не сын;
И не пасынок он – кто себе господин.
Вот судьбы твоей перст – что ты в жизни обрёл, –
На могилу не крест, но осиновый кол.
Отведёшь приговор, если чёрный, как дым,
Смоешь кровью позор перед родом твоим…»
А ты знаешь ли, сын, как осенней порой
От дрожащих осин веет смертной тоской?
Что же ты, дорогой, свой отринув причал,
На дорожке кривой в темноте заплутал?